все у костра рассмеялись, и Александр, честно раздав полпачки, удовлетворённо и бодрясь выдохнул голубой конус вкусного крепкого дыма в небо, которое хоть и вечерело, но было яснее вчерашнего. они доедали, говорили, пили и курили до окончательных сумерек. приятная, не хлопотная вахта. видно было, что сегодня народу гораздо больше – по тому, как часто к ним подходили незнакомые лица, то просили закурить, то спрашивали, не было ли прошлой ночью атак, то о себе рассказывали, вливаясь в правду здешнего столпотворения… боевитые мальчишки из ближайших дворов высотки с магнитофонами «Электроника», откуда хрипит Высоцкий, младшие научные сотрудники из близкого отсюда Гидрометцентра с радиоприёмничками, откуда гордо вещают неподконтрольные ГКЧП «Би-би-си» и «Эхо Москвы», любопытные сотрудницы Музея Красной Пресни – все оказались, олицетворились тут за сутки, сконцентрировались, смешались, словно в большом туристическом походе, движущемся в неизвестном пока направлении.
«медвежатник» Подшивалов прибежал действительно ближе к полуночи, собрал группу из десяти человек:
— От площади Восстания едут нас окружать, они уже у посольства! – тревожно окал сибиряк.
— Неужели решились на штурм? – приглушённо вздыхал пенсионер, — тут же столько народу!
— Наша задача их остановить как можно раньше! – оборвал стариковские размышления анархист. – За мной!
от костра поднялись не все, но дядя Саша почему-то и не раздумывал, рисковать ли ему – влившийся куревом и портвейном остаток дня требовал каких-то действий, не даром же он тут питался? побежали в сторону столпотворения, где с балкона выступал кто-то с кавказским акцентом – они ощущали, что каждый взгляд и звук напутствует их на подвиг. а они цепочкой, пригнувшись, шагали обратным маршрутом – обратным тому пути, которым пришли сюда, к высокому зданию-книге. теперь подступы к Белому дому обросли не только плитами, но и троллейбусами, которые сильные москвичи сумели подогнать – «двушки» служили заслоном от возможного тарана бронетехники… группа Подшивалова легко пересекла перекрытый Калиниский проспект, пригибаясь на всякий случай, хотя рядом ходили обыкновенные вечерние зеваки, загулявшиеся до полуночи.
через длинный пустырь и меж невысоких сталинских домов, затепливших свои уюты, они шли к Смоленке переулками – Панфиловским, затем Прямым. «медвежатник» объяснял, где и как им вооружаться. снова детские площадки помогут – столбы, железяки качелей…
— Была мысль их завалить кирпичами с вершины тоннеля, но там же патрули, — говорил попутно арбатский анархист в пиратской повязке на голове, — да и столько туда разом не подтащишь, к тому же.
— Там тоже наши дежурят под видом зевак, — добавил второй анархист, с которым Александр нёс ящик «Агдама», — но с кирпичами уже не успеем, придётся в лобовую идти на броню.
— Может, и не придётся ещё, — резюмировал Подшивалов, — посмотрим по обстановке, там и так всё троллейбусами перегорожено.
— Им троллейбус не помеха, — усмехнулся дядя Саша, — вот если бы троллейбус с кирпичами или просто самосвал с песком…
— Некогда базарить, мужики, — оборвал неверные пути размышлений Подшивалов, — вот тут и нодёргаем.
они стали выворачивать из утоптанного песка детской площадки у генеральского дома турник – два идолообразных, с резьбой, нетолстых бревна и меж них короткая железяка. усилия трёх мужиков мгновенно увенчались успехом: поразительно наивно стоял турник, немного уже расшатанный, возле такой же бревенчатой избушки и качелей. вооружившись, они побежали по Проточному переулку, а Александр в этих странных попыхах почему-то радовался, глядя на неподвижную луну меж домов: именно такого братства, чтобы вооружиться и куда-то вместе уверенно бежать, он и искал вдали от дома…
выбежали прямо к выезду из тоннеля под Калининским, там толпился арбатский и местный люд. то ли школьники, то ли панки сжимали в руках кирпичи и неизвестно откуда заполученные омоновские дубинки. из тоннеля послышался грозный стрёкот гусениц.
— Первыми кто, танки, сколько их там? – быстро спросил у панка анархист-пират.
— Нет, бээмпэшки, вроде семь или восемь, — ответил тот, словно на уроке начальной военной подготовки, — а вы откуда?
— С Дружинниковской, а вы? – переспросил второй анархист.
— Сто сорок второй отряд самообороны, — ответил гордо панк постарше с кирпичом побольше.
— Ребят, а вы уверены, что это штурм? – сказала с неуместным романтизмом пожилая женщина в очах, похожая на учительницу, — может, они просто уже отступают…
— Ага, отступали бы они к Мояковке, откуда пришли! – ответил ей солидно Подшивалов, прислоняя бревно к бетону тоннеля.
башня БМП показалась вблизи, и панки тотчас обрушили на неё свои кирпичи, однако машина лишь замедлила стрёкот своих гусениц, даже не повернув в их сторону башни. панки засмеялись, словно метали в броню не кирпичи, громко отметившие попадание, а школьные потешные капитошки – бумажные или презервативные бомбочки… Александр ощутил, что выйти на проезжую часть сейчас (ради чего они и прибежали), это будет что-то вроде выхода тореадора на арену, вокруг столько зевак!.. они переглянулись с Подшиваловым как самые старшие, и кивнули друг другу: явно пора. «медвежатник» перехватил у анархиста-пирата его бревно и снова скомандовал «За мной!».
боевая машина пехоты с белым номером 537 меж тем уже таранила бело-голубой троллейбус, перекрывший ей путь. ткнула слегка и стала отъезжать для нового удара. тут-то и выбежала десятка с Дружинниковской, а за ней и панки из самообороны. пользуясь своей невидимостью для экипажа, пока сбоку, парни выждали момент и перебежали к другой, правой для них гусенице. меж тем и помимо них оказалось немало бесстрашных граждан, некоторые даже забирались на броню – спрыгивая сверху, с бетонного ограждения тоннеля. однако, прямо с ними наверху, 537-я пробила путь в мягкопузых, с резиновыми «гармошками» посредине, троллейбусах — и на всех парах солярки устремилась вперёд, а вовсе не к Белому дому – видимо, в бегство, защитники попрыгали с брони…
бегство 537-й воодушевило белодомцев: они сдвинули помятое железо троллейбусов Б, 79-го и 2-го. следующую, 536-ю БМП они уже злее блокировали, навалились со всех сторон. «медвежатник» буквально вставил дубину в колёса – точнее, меж них. бревно – на трак БМП. свирепо завоняв соляркой, машина отчаянно рванула назад, но прожевать бревно не смогла. Подшивалов, ощущая свою силу, вытащил, перехватил бревно, пытаясь в следующий раз запихнуть его поглубже. но БМП использовала этот момент и начала отступать – всей группе захвата пришлось тоже посторониться в ожидании контратаки. набирая скорость БМП долбила троллейбусы, пробивала себе путь, словно ледокол – но вокруг в качестве новых льдин образовывалось всё больше бесстрашных мужиков. панки из самообороны так умело устроились на броне, что сумели содрать брезент из собственной амуниции БМП, что хранится сзади. сняли и спрыгнули – дядя Саша поражался, откуда столько умения у вчерашних или завтрашних всё ещё старшеклассников… взяв вместе с «медвежатником» по бревну, они как стенобитные орудия вновь и вновь целили их в гусеницы, но из-за заметно нервничающего внутри БМП танкиста (или кто там водит), им не удавалось полностью его застопорить.
со стороны, наверное, это выглядело как травля медведя – человек двадцать мужиков вокруг бронемашины, внутри которой сидит куда меньшая числом пехота, но сделать ничего не может, пока не выйдет. против них – город, кто с дубиной, кто с брезентом… многие взгромоздились на неё, но когда она стала метаться, спрыгнули. а кудрявый мужичок-брюнет, уже прижившийся около башни, в тот момент, когда БМП стала одолевать троллейбус и уже почти пробила себе ход – стал громко стучать по башне, тоннель этот звук отражал и множил. что у него было в руках и откуда – никто из дружинников с Дружинниковской не смог разглядеть. гусеничная машина, как беременная медведица, дыша зловонным паром солярки, пятилась, пыталась вырваться из окружения городского мира – но её уже не выпускали. её пытались то ослепить брезентом, то вскрыть, как консервную банку.
в общем шуме и мате, окружившем 536-ю гвардейскую машину пехоты, никто и не расслышал выстрела сквозь ослепивший надолго экипаж брезент. однако передавшийся вскоре сигнал страха и смерти – заставил всех отпрянуть за туловище промятого троллейбуса. БМП воспользовалась этой секундой и стала отступать. тут-то, на расстоянии, все и разглядели, что на башне остался один человек, уже не ухмыляющийся от собственной удачливости и цепкости, как прежде, а опадающий. БМП рывками отступала – наискось, со своей полосы движения на соседнюю, через бордюр, человек с башни свалился ближе к траку. всё имевшееся в зеваках женское население завопило в истерике: «Убийцы!»
машина пятилась и пыталась сбросить с носовой части брезент, а долбивший башню мертвец всё ближе сползал к кормовой части левого трака. подбежать и спасти его никто не пытался – видно было, что мёртв. неумолимость создавшейся ситуации, затравленность этого железного зверя привела к закономерному, постепенному наматыванию трупа на гусеницу – правда, упав он лишь частично был припечатан к асфальту, но гусеница повторила его останками следы преступления ещё пару раз. теперь уже панки из самообороны готовились напасть с возвышения тоннеля – Александр увидел в их руках «коктейли Молотова», те самые бутылочки из-под детского питания.
— Как они подготовились, то кирпичи лишь были, а тут и смесь приготовили, действительно самооборона! – вырвалось у него в адрес обмякшего «медвежатника», но ответил суетливый анархист-пират.
— Так это, пока ты спал, они искали стеклотару, мы им тоже дали, из-под нашего «Агдама», а смесь наш дед в берете подсказал: масло с бензином.
— Мрррази, до я их оттудо по одному достану! – опомнился и взревел Подшивалов, рванул к БМП, но послышался ещё один предупреждающий выстрел, на этот раз чётко.
они были уверены, что стреляли просто вверх, в воздух или по панкам, но те все были целы и поджидали момент, когда БМП попадёт в их зону досягаемости – перебежав по верху на другую сторону тоннеля.
— У-бий-цы! У-бий-цы! – продолжали скандировать только что сами пытавшиеся убить экипаж БМП граждане с Калининского и со Смоленки…
БМП отъехала почти в самый тоннель, при этом угрожающе шевеля башней.
— Мужики, сейчас стрелять начнёт! сволочь!!! – крикнул второй анархист и выбежал из троллейбуса к толпе, за границу тоннеля.
прострелить себе путь в троллейбусах было бы логично, подумал дядя Саша и прихватил «медвежатника», последовал примеру беглецов-анархистов. выстрелов, однако, не последовало: если б из мелкого калибра пушки вылетел снаряд, то взрыв разворотил бы значительную часть ночного пейзажа…
— Странно, почему не стреляет? – мрачнел Подшивалов, — ему жо, вражине, теперь терять нечего, понимает, что зажово сожгут!
— А если снарядов нет? – сказала всё та же учительница в очках, — они же не на войну ехали.
— Но и мы их не звали, — почти синхронно отреагировали анархисты.
— Они же в городе, им такого приказа дать не могли, — продолжала сомневаться учительница, и ей стал вторить пенсионер с орденской плашкой на чёрном костюмном пиджаке.
— Не мог им Язов такого приказа дать, чтоб в свой народ стрелять!
— Ты бы, батя, не их, а Белый дом шёл защищал! – процедил анархист-пират.
— Я не в Америке чтоб Белый дом защищать! Я свой долг выполнил, я для вас, сопляков, родину отстоял в сорок пятом, — до слёз расчувствовался ветеран, — а вы до чего её довели, тути-фрути?! Свои по своим стреляют!
— Это ваши, военные, стреляют, суки! – отрезал второй анархист.
— Так не лез бы кудлатый в башню, не убило б! – не сдавался ветеран.
— Ты, папаша, лучше помолчи, а то я сам тебя прибью! – загорелся яростью «пират», но конфликт прервал новый хлопок в тоннеле, это панки подожгли БМП.
горя, 536-я продолжала ещё таранить троллейбусы, они тоже занялись пламенем быстро. но и оставшийся на броне брезент так заполыхал, что, нагревшись, машина стала отступать, скрываться в тоннеле, словно уже загоревшийся гроб в раскалённой оранжевой печи крематория. у группы захвата снова проснулся охотничий азарт, они поспешили к ликующим панкам на правую сторону тоннеля через верх. по пути чуть не споткнулись о пьяного, привалившегося к граниту сталинского углового здания. сверху они видели, как осмелевшая и подбодрённая победой толпа вышла за пределы троллейбусной баррикады и пошла в легко простреливаемый со стороны посольства США тоннель.
судя по огневым отблескам, отбрасываемым издали на земной шар «Аэрофлота» над рестораном «Арбат», — горящая БМП была уже по ту сторону тоннеля. перелом это в событиях, что замышлялись при нём в Черёмушках и ранее, – или ещё нет? – размышлял в суете дядя Саша, перебегая с объединённой группой уже через Калининский, откуда прежние колонны бронетехники куда-то отступили и теперь тут властвовали мужики, способные поджигать танки… на асфальт столицы пролилась первая кровь – вот и ринулись все, даже зеваки, справедливая месть. на той стороне тоннеля, сверху, они увидели догорающую БМП и стремглав к троллейбусной остановке выбегающих из неё десантников. 521-я такая же машина отступала тоже – при зловещем зрелище подожжённой 536-й. но её начала окружать толпа. десантники резко развернули 536-ю горящую машину и начали высаживаться из задних двух люков – дав пару предупредительных одиночных выстрелов в воздух, ощетинившиеся короткими «калашами» и зримо напуганные. один из наступавших из тоннеля упал, сражённый предупредительной пулей, это дополнительно разъярило защитников-белодомцев. казалось, стрельба и по всем ним, наступающим на десантников мужикам, откроется вот-вот – ярость за вмазанного в асфальт и только что убитого второго кудрявого была сильнее любого оружия.
момент от продолжения кровопролития спас человек в плаще с мегафоном, бежавший впереди со стороны Смоленки:
— Они уходят, они уходят!.. Давайте я к вам перейду! – и он действительно закрыл собой, куда надёжнее собственных стволов автоматов, десантников, устремив раструб мегафона в сторону своих.
надо же, как легко он решил за вооружённых – но действительно же не будут стрелять, это ясно, — думал дядя Саша злорадно. ведь числом они уступают сильно. подоспел тут и ветеран, закрывая собою десантников, поближе к баррикадникам:
— Здесь все русские люди! Они не будут стрелять! Стоять!!! Всё, достаточно!..
затравленные, от волнения постреливающие одиночными лишь в воздух, десантники забрались на броню, и БМП номер 521 резко устремилась в сторону площади Восстания, захватив с собой внутрь и экипаж сгоревшей 536-й. 520-я как бы прикрывала отход. 602-я не стала отступать, а просто остановилась и пережидала по ту сторону тоннеля у горящих троллейбусов. это с видимым восторгом наблюдали сотрудники посольства США из своих щедро освещённых окон. от тоннеля все возвращались в сторону Белого дома в странном состоянии ещё играющей ярости и нереализованной мести, но и растущей эйфории – когда вооружённые и защищённые бронёй так панически отступают, значит, их прогнала сила. и сила – мы. новое, тут зарождающееся «мы». но тут кто-то крикнул: «ещё один убитый!». им был тот, что показался десять минут назад дружинникам с Дружинниковской пьяным у гранита.
рядом, над тоннелем, уже перед телекамерой на плече оператора – вещала в микрофон, едва не плача, светловолосая ведущая какой-то программы – возможно, «Вестей». о том, что кровь пролилась, а ведь предупреждали, просили, и что все должны идти на защиту «Белого дома России». Александра поразило такое продуманное и уже официальное название здания, которому ещё вчера, при нём, дали эту кличку… однако они, всем своим костром за компанию с панками, ещё не все «коктейли» израсходовавшими, — возвращались за Белый дом героями. панки и арбатские анархисты остались под чёрным флагом на своих бетонных баррикадах из плит посреди Калининского, а «подшиваловцы» вернулись на Дружинниковскую.
пили у костра всё те же «три семёрки» и замечали всё новые лица. рассказывали, как подожгли БМП – правда, тут же пришли вести, что одна всё же прорвалась к Смоленке. теперь площадь у Белого дома срослась настоящим братством, прошедшим бой… дядя Саша раздал всю пачку своих длинных сигарет, но жалеть было некогда – пенсионер увёл его на свою кухню угощать кефиром и расспрашивать в который раз, как всё было в тоннеле. вскоре, накормленный ещё и бутербродами – дед и масла не жалел, и колбасы докторской, — Александр уснул успокоено. ведь атака отражена, правда, не отзвонил шефу, но теперь-то такие новости и такое участие, что можно задним числом оправдаться…
спал бы без снов, как давно не спал, долго – но дед разбудил, пришла новая вахта на все спальные места, включая пол. и только тут дядя Саша вспомнил о доме, об Антонине, почувствовал, что она может волноваться именно сейчас – наверное, та женщина вещала на камеру в репортаже, и это покажут по ТВ, что и он видел…
набрав родные цифры, он действительно услышал голос жены:
— Чёрт бы тебя взял. Наконец-то! Живой? Ты там, что ли?!
— Да, я у Белого дома.
— Стреляют?
— Нет, ночью пытались штурмовать, но ушли.
— Не поранили?
— Нет, всё нормально – не волнуйся и детей не волнуй, уж продержитесь там, как смогу вернусь.
— Выбирайся оттуда скорее!.. Извини, Егорка плачет…
действительно, тут Александр услышал в знакомой акустике комнат плач сына, его мгновенно потянуло туда – но… держало по-прежнему задание шефа. хотя слёзы Антонины, тоже мелькнувшие в последней фразе, его растрогали… нужен там, нужен здесь – какие странные, но и прекрасные дни! слыша, как уже во все голоса похрапывают дружинники, вышел через не закрывающуюся теперь дверь в прохладу двора – казалось, за ночь пришла осень, отчётливо запахло палой листвой, в сочетании с дымом костров выходило вполне романтично. день был лучше вчерашнего, проглядывало, пригревало солнце, вдали за их ветхой баррикадой на перекрёстке Дружинниковской и Замарёнова мокро блестела чёрными стенами парикмахерская-стекляшка…
