Проведение параллелей между человеком и машиной и даже их отождествление имеет очень давнюю историю. Притом речь здесь идет не о метафорах, а попытке прямого отождествления человека со сложным механизмом. Парадокс в том, что с развитием машин и с развитием человека такое отождествление не только не уходит в прошлое, но даже усиливается. Например, книга таких классиков постмодернизма Делеза и Гваттари «Анти-Эдип» начинается главой «Желающие машины», а эта глава открывается следующими словами:«Повсюду- машины, и вовсе не метафорически: машины машин, с их стыковками, соединениями. Одна машина-орган подключена к другой машине-источнику: одна испускает поток, другая его срезает. Грудь — это машина, которая производит молоко, а рот — машина, состыкованная с ней. Рот больного анорексией колеблется между машиной для еды, анальной машиной, машиной для говорения, машиной для дыхания (приступ астмы).
Вот так мы все оказываемся бриколерами; у каждого свои маленькие машины. Машина-орган для машины-энергии, и повсюду — потоки и их срезы… Что-то производится: эффекты машины, а не метафоры»1.
Акцент в данной работе делается не на том, что человек по своему строению напоминает машину (это принимается как нечто само собой разумеющееся), а о том, что он представляет собой машину с точки зрения экономической, то есть является именно машиной для производства и потребления.
Насколько правы эти авторы и как происходило становление такого взгляда на человека, мы и постараемся разобраться в данной статье.
Механистическое воззрение на человека
Первым представить человека в виде машины предложил Рене Декарт. В работе «Страсти души» он пишет:
«…тело живого человека так же отличается от тела мертвого, как отличаются часы или иной автомат (т. е. машина, которая движется сама собой), когда они собраны и когда в них есть материальное условие тех движений, для которых они предназначены, со всем необходимым для их действия, от тех же часов или той же машины, когда они сломаны и когда условие их движения отсутствует».
И дальше, в разделе «Краткое описание тела и некоторых его функций» продолжает:
«Чтобы яснее представить это, я в немногих словах опишу здесь устройство машины нашего тела. Нет человека, который бы не знал, что у нас есть сердце, мозг, желудок, мышцы, нервы, артерии, вены и тому подобное; известно также, что принимаемая пища поступает в желудок и кишки, где сок из нее, проходящий через печень и через все вены, смешивается с содержащейся в них кровью и таким образом увеличивает ее количество. Те, кто хоть немного знаком с медициной, знают, кроме того, как устроено сердце и каким образом венозная кровь может легко проходить из полой вены в правую половину сердца и оттуда поступать в легкое через сосуд, называемый артериальной веной; как затем она возвращается из легкого в левую половину сердца через сосуд, называемый венозной артерией, и, наконец, проходит оттуда в большую артерию, ветви которой расходятся по всему телу»2.
В таком же духе Декарт и дальше продолжает описывать те действия тела, которые теперь принято называть рефлекторными и, которые, согласно Декарту не требуют вмешательства души.
Надо отдать должное Декарту, на то время представления о теле как о машине, были весьма прогрессивными. Для тогдашней медицины, которая нередко еще обращалась за помощью к потусторонним силам, такой подход был очень плодотворным: если тело — это машина, это значит, что его нужно изучать, для того, чтобы знать, как его «ремонтировать».
Правда, Декарт представлял как машину только человеческое тело. Второй же составляющей человека по Декарту была душа, которая, согласно Декарту имеет не механическую, а божественную природу.
Гораздо радикальнее в этом отношении был французский философ-материалист Ламетри, который был уверен, что не только тело, но и саму душу очень легко объяснить материалистически. В 1747 г. Ламетри написал книгу под названием «Человек-машина». В ней была осуществлена попытка представить организм человека как очень сложный механизм, состоящий из огромного количества взаимодействующих по законам физики деталей, не нуждающийся ни в какой отдельной душе, ибо все, причиной чего раньше считалась душа, Ламетри легко объясняет материальными причинами:
«Человеческое тело — это заводящая сама себя машина, живое олицетворение беспрерывного движения. Пища восстанавливает в нем то, что пожирается лихорадкой. Без пищи душа изнемогает, впадает в неистовство и наконец, изнуренная, умирает. Она напоминает тогда свечу, которая на минуту вспыхивает, прежде чем окончательно потухнуть. Но если питать тело и наполнять его сосуды живительными соками и подкрепляющими напитками, то душа становится бодрой, наполняется гордой отвагой и уподобляется солдату, которого ранее обращала в бегство вода, но который вдруг, оживая под звуки барабанного боя, бодро идет навстречу смерти. Точно таким же образом горячая вода волнует кровь, а холодная — успокаивает».
Можно даже сказать, что, если послушать Ламетри, то состояния души полностью определяется характером и количеством пищи, которую принимает человек:
Как велика власть пищи! Она рождает радость в опечаленном сердце; эта радость проникает в душу собеседников, выражающих ее веселыми песнями, на которые особенные мастера французы. Только меланхолики остаются неизменно в подавленном состоянии, да и люди науки мало склонны к веселью.
Сырое мясо развивает у животных свирепость, у людей при подобной же пище развивалось бы это же качество; насколько это верно, можно судить по тому, что английская нация, которая ест мясо не столь прожаренным, как мы, но полусырым и кровавым, по-видимому, отличается в большей или меньшей степени жестокостью, проистекающей от пищи такого рода наряду с другими причинами, влияние которых может быть парализовано только воспитанием. Эта жестокость вызывает в душе надменность, ненависть и презрение к другим нациям, упрямство и другие чувства, портящие характер, подобно тому как грубая пища создает тяжелый и неповоротливый ум, характерными свойствами которого являются леность и бесстрастность».
Эти рассуждения Ламетри можно счесть очень наивными, но на самом деле такой способ мышления очень живуч, и сегодня мы можем найти множество ученых, которые будут мыслить то ли точно так же, как Ламетри, то ли просто немножечко запутаннее, так что нам будет казаться, что они мыслят иначе.
Притом далеко не всегда такой способ мышления является непродуктивным. В качестве примера можно привести рассуждения основателя современной физиологии высшей нервной деятельности И. Сеченова:
«Мысль о машинности мозга, при каких бы то ни было условиях, для всякого натуралиста клад. Он в свою очередь видел столько разнообразных, причудливых машин, начиная от простого винта до тех сложных организмов, которые все более и более заменяют собою человека в деле физического труда; он столько вдумывался в эти механизмы, что если поставить пред таким натуралистом новую для него машину, закрыть от его глаз ее внутренность, показать лишь начало и конец ее деятельности, то он составит приблизительно верное понятие и об устройстве этой машины и об ее действии. Мы с вами, любезный читатель, если и настолько счастливы, что принадлежим к числу таких натуралистов, не будем, однако, слишком полагаться на наши силы в виду такой машины, как мозг. Ведь это самая причудливая машина в мире. Будем же скромны и осторожны в заключениях.
Мы нашли, что спинной мозг без головного всегда, то есть роковым образом, производит движения, если раздражается чувствующий нерв; и в этом обстоятельстве видели первый признак машинности спинного мозга в деле произведения движений. Дальнейшее развитие вопроса показало, однако, что и головной мозг при известных условиях (следовательно, не всегда) может действовать как машина и что тогда деятельность его выражается так называемыми невольными движениями. В виду таких результатов стремление определить условия, при которых головной мозг является машиной, конечно, совершенно естественно. Ведь выше было замечено, что всякая машина, как бы хитра она ни была, всегда может быть подвергнута исследованию. Следовательно, в строгом разборе условий машинности головного мозга лежит задаток понимания его»3.
Без такого подхода наука о мозге просто была бы невозможной. Другой вопрос, что далеко не все ученые были настолько же «скромны и осторожны в заключениях», как Сеченов, и очень сильно преувеличивали момент «машинности» головного мозга и даже прямо отождествляли его с машиной. Особенно такая мода усилилась, когда появились электронно-вычислительные машины и наука кибернетика, многие представители которой прямо отождествляли работу мозга с работой компьютера.
Человек и компьютер
Что касается основателя кибернетики Норберта Винера, то он, как и Сеченов, еще был достаточно осторожен и все-таки понимал, что полностью отождествлять мозг и компьютер нельзя:
«Заметим, между прочим, что между способами применения мозга и машины имеется существенное различие: машина предназначена для многих последовательных программ, не связанных одна с другой или имеющих минимальную, ограниченную связь, и может быть очищена при переходе от одной программы к другой, тогда как мозг при естественном ходе вещей никогда не очищается от своих прошлых записей. Поэтому мозг при нормальных условиях не является полным подобием вычислительной машины. Его деятельность можно скорее сравнить с выполнением вычислительной машиной одной заданной программы»4.
Но очень многие последователи Винера напрочь забывали об осторожности в этом вопросе и если и не отождествляли мозг и компьютер полностью, то только потому, что считали компьютер гораздо более совершенной машиной, чем мозг.
Впоследствии родилось целое направление в современном мышлении, которое, признавая безоговорочно превосходство компьютера над человеком, обсуждает исключительно перспективы замены несовершенного человеческого мозга встроенным компьютером, по типу того, как сейчас делают зубные протезы или искусственную почку. Называется это течение трансгуманизмом. Его представители рассуждают о том, что в недалеком будущем человек сделается независимым от своего тела и окончательно переселится в киберпространство:
«Если бы мы смогли бы сканировать синаптическую матрицу человеческого мозга и смоделировать ее на компьютере, то тогда стало бы возможно перемещение из нашего биологического воплощения в полностью в цифровой субстат (приняв некие философские предположения относительно природы сознания и персональной идентичности). Для надежности мы всегда могли бы иметь запасные копии, и могли бы реально пользоваться неограниченной продолжительностью жизни, обрабатывая и направляя информационные потоки в сети. Это потребовала бы, вероятно, развитой нанотехнологии. Но имеются и менее радикальные пути слияния человеческого разума с компьютерами. Сегодня ведется работа по разработке контакта микрочипа и нейрона. Технология находится пока еще на ранней стадии; но когда-нибудь она позволит нам изготовить нейропротез, посредством которого мы смогли бы «подключиться» к киберпространству. Гораздо менее экзотически выглядят различные схемы погружения в мир виртуальной реальности, например, путем использования шлемов с установленными внутри дисплеями, которые связываются с мозгом через наши естественные органы чувств»5.
Трансгуманизм не считается научным направлением. Представители самых разных наук — как естественных, так и гуманитарных — относятся к нему критически. Так, например, широко известен своими критическими высказываниям в адрес трансгуманистов известный американский философ и футуролог Френсиси Фукуяма. Тем не менее, постепенно идеи, высказанные трансгуманистами, перекочевывают в научные издания в качестве общепринятых истин. Вот пример тезисов выступления на научной научной конференции в прповинциальном российском вузе:
«В современной науке выделяют три основных направления «киборгизации» человека: первое направление «киборгизации» состоит в том, что оно затрагивает, главным образом, вопросы комфорта и физических возможностей человека, но не вопросы продления жизни.
Второе направление «киборгизации», напротив, непосредственно связано с проблемой индивидуального выживания человека — это «киборгизация» системы жизнеобеспечения, техническое восполнение функций жизненно важных органов. Третье направление «киборгизации» человека — это техническое вмешательство в мозг. Этот этап киборгизации — это ещё большее приближение её к ядру личности — то есть создание мозговых протезов, которые смогут выполнять функции отдельных участков мозга.
Эпоха «киборгизации» станет массовой после создания мощных нанотехнологий и относится, скорее всего, ко второй половине XXI века. Она будет состоять в постоянном увеличении концентрации микророботов во внутренней среде человека. Тем не менее, можно предположить, что ожидаемая продолжительность жизни такого «киборгизированного» тела составит несколько тысячелетий, старение в нём будет сведено к нулю, и основной риск для него будут представлять разные крупные катастрофы. Интересно отметить, что процесс нанотехнологической «киборгизации» может развиваться и внедряться быстрее, чем чисто биологические программы замедления старения»6.
А вот уже учебник, рекомендованный Министерством образования Украины:
«Целью трансгуманистов является переход от обычного человека к постчеловеку через промежуточную стадию трансчеловека. Трансчеловек — индивидуум, который активно готовится стать постчеловеком и использует все имеющиеся возможности для самосовершенствования.
Постчеловек — разумное существо, модифицированное настолько, что уже перестал быть человеком. Как постчеловек вы будете обладать умственными и физическими возможностями, далеко превышающими возможности любого не модифицированного человека. Вы станете умнее, чем человек-гений и будете обладать гораздо более совершенной памятью. Ваше тело не будет подвержено заболеваниям, и оно не будет разрушаться с возрастом, что обеспечит вам неограниченную молодость и энергию. Вы сможете получать гораздо большие способности испытывать эмоции, удовольствие и любовь или восхищаться красотой. Вам не придется испытывать усталость или скуку и волноваться по пустякам»7.
На самом деле, такие мысли появились у очень даже признанных ученых еще на заре развития компьютерной техники, и тогда же они были подвергнуты критике со стороны сторонников классического подхода в философии. Развернутая критика такой точки зрения представлена в статье А.С. Арсеньева, Э.В Ильенкова, В.В. Давыдова «Машина и человек: кибернетика и философия»:
«Мечтая о мыслящей машине, столь же, а может быть, и еще более совершенной, чем человек, многие кибернетики исходят из представлений, будто мыслит мозг. Поэтому им кажется, что достаточно построить модель мозга, чтобы получить и искусственное мышление. Увы, нет. Ибо мыслит не мозг, а человек с помощью мозга. Тем теоретикам, которые не усматривали большой разницы между тем и другим, Л. Фейербах уже более ста лет назад предлагал проделать несложный мысленный эксперимент. Попробуйте вырезать мозг из тела человека, положите его на тарелку и посмотрите — будет ли он мыслить? Конечно же, он будет мыслить так же мало, как любой телеграфный столб или плесень, распластанная на камнях далеких планет. Дело в том, что для возникновения такой функции, как мышление, требуются еще кое-какие материальные предпосылки, кроме структурно приспособленного к тому мозга. В частности это органы, обеспечивающие чувственно-предметный контакт этого мозга с вне его находящимся миром, что-нибудь вроде глаз, ушей, осязающих рук и других «внешних рецепторов». Или выражаясь языком кибернетики, мозгу, чтобы он мыслил, требуется еще и непрерывный поток «информации». Иначе он быстро затормаживается (засыпает). Может быть, делу может помочь система искусственных органов восприятия? Предположим, что к нашему гипотетическому искусственному мозгу присоединен сверхсовершенный «персептрон». Допустим даже, что мы снабдили этот мозг и всеми остальными органами, обеспечивающими его самостоятельную активную жизнедеятельность, — создали искусственную модель всего человеческого организма в целом. Безразлично даже, из какого материала эта модель, это искусственное существо будет сооружено, из железа или из белка. Будет ли она «мыслить»? Нет. В этом отношении наука располагает фактическими доказательствами. Наблюдались не раз организмы, обладающие и здоровым мозгом и всеми прочими органами, но не мыслившие. Не мыслившие потому, что тут отсутствовала одна важная материальная же предпосылка мышления, находящаяся вне организма, — развитая человеческая цивилизация»8.
В этой же статье автор утверждает, что проблемы всех, кто или мечтает о создании вычислительной машины умнее человека, или, наоборот, боится, что такая машина будет создана, состоят в том, что они не понимают, что машина давно подчинила себе человека и господствует над ним. Дело в том, утверждает Э.В. Ильенков, что вопрос о взимоотношении человека и машины — это не вопрос кибернетики или физиологии человека, а вопрос социальный, и в первую очередь экономический, и рассматривать его нужно именно с этой точки зрения.
Машина и человек: философия и экономика
Если мы вернемся к самому началу, то на самом деле вернее было бы говорить, что Декарт и Ламетри представляли человека как механизм. Потому что машина и механизм — далеко не одно и то же. Машины в то время были исключительно механическими, но сущность машины вовсе не в том, что она механизм — ведь может быть электронно-вычислительная машина, в которой почти нет механических частей, но она от этого не перестает быть машиной.
Сущность машины в первую очередь в том, что она есть орудие человеческой деятельности. В этом смысле стоит обратить внимание на мысль Аристотеля, который определил раба как «говорящее орудие». Это определение может оказаться куда более близким к рассматриваемому нами вопросу, чем те, которые давали Декарт и Ламетри. Аристотель рабов вообще людьми не считал. В первую очередь потому, что они не обладали собственной волей, то есть были только исполнителями воли своего хозяина. По этой причине он и определил их как орудия — то есть, получается, как живые машины.
Конечно, эта идея была очень наивной, но философ даже подумать не мог, насколько зловеще точной окажется его предположение в отношении не биологического строения, а социальных судеб человека в эпоху машинного производства. На заре кибернетики многие ученые, философы, не говоря уж о писателях-фантастах, высказывали опасения, что развитие электронно-вычислительной техники приведет к тому, что машина может стать умнее человека и подчинит его себе. Они опасались совершенно напрасно, потому что на самом деле еще задолго до изобретения компьютера это стало непреложным фактом человеческой истории. Еще на заре индустриальной эры широкое применение машин в тысячи раз умножило производительные силы общества, но платой за этот успех оказалось то, что, как говорит Карл Маркс, сам человек превратился в придаток машины. И чем больше развивались машины, тем больше росло их господство, и тем бессильнее и ничтожнее становился человек перед логикой машинного производства. Изобретение компьютеров ровным счетом ничего не изменило в этом отношении, разве что только количественно умножило непосредственную зависимость человека от машины. Теперь не только рабочий является непосредственным придатком машины, но и те, кто раньше считался работниками умственного труда — от простых бухгалтеров и до государственных чиновников. Кроме того, развитие компьютеров привело к тому, что машина сегодня управляет волей человека не только на производстве, но и в быту. Возникла ранее неведомая массовая зависимость человека от машины — так называемая «интернет-зависимость».
Но причиной такого положения является не развитие машин само по себе, а то, для чего они применяются.
На эту проблему обратил внимание еще Карл Маркс. Еще в его времена были ученые, которые предсказывали, что развитие машин приведет к полному порабощению ими человека. Одним из самых известных из них Был доктор Юр. Вот как пересказывает его слова Маркс:
«Д-р Юр, Пиндар автоматической фабрики, описывает её, с одной стороны, как кооперацию различных категорий рабочих, взрослых и несовершеннолетних, которые с искусством и прилежанием наблюдают за системой производительных машин, непрерывно приводимых в действие центральной силой (первичным двигателем)», с другой стороны — как «огромный автомат, составленный из многочисленных механических и сознательных органов, действующих согласованно и без перерыва для производства одного и того же предмета, так что все эти органы подчинены одной двигательной силе, которая сама приводит себя в движение»9.
И далее Маркс делает замечание, из которого вытекает, что он строго различает капиталистическое применение автоматов и всякое их применение в крупном масштабе.
«Эти два определения отнюдь не тождественны. В одном комбинированный совокупный рабочий, или общественный рабочий организм, является активно действующим субъектом, а механический автомат — объектом; во втором сам автомат является субъектом, а рабочие присоединены как сознательные органы к его лишённым сознания органам и вместе с последними подчинены центральной двигательной силе. Первое определение сохраняет своё значение по отношению ко всем возможным применениям машин в крупном масштабе; второе характеризует их капиталистическое применение и, следовательно, современную фабричную систему»10.
Эту точку зрения — что именно машинообразный характер человеческого труда, а вовсе не специфика его тела, превращает человека в машину для производства — на сегодняшний день разделяют очень многие мыслители — от марксистов до постмодернистов.
Вот как, например, описывает ситуацию Марина Бурик в книге «Человек и экономика в виртуализированном мире»:
«На восходящей стадии развития капитализм устами Декарта постулировал, что «телом движет не мысль, а другое тело», манифестируя тем самым подчинённость тела логике вещей. Именно логике ВЕЩЕЙ подчинено тело индивида в процессе производства вещей при капитализме. В этом производстве индивид сам приравнивается к вещам через деньги, приравниваясь на рынке труда к другим вещам. Логика вещей уже определяет его одномерность, но еще не предполагает фрагментарность. Постоянно воспроизводится атомизация индивидов и операционализация их тел в процессе производства товаров»11.
При этом М. Бурик ссылается не только на Маркса, но и на М. Фуко:
«Дисциплина капитала» определяет каждое движение рабочего: «Измеряемое и оплачиваемое время должно быть также временем без примесей и исключений, высококачественным временем, когда тело тщательно отдается работе. Точность и прилежание являются наряду с размеренностью основными добродетелями дисциплинарного времени»12.
Но Фуко пишет только о дисциплинарности рабочего времени, которое, кстати, вряд ли может быть иным — ведь дисциплину использования времени каждым отдельным индивидом в условиях массового машинного производства всегда будет диктовать машина. Иначе массовое машинное производство производство будет не возможно невозможно как таковое.
Проблема в ином, что с определенного времени логике машинного производства начинает подчиняться не только рабочее, но и свободное время человека. Свободное время человека превращается в, если так можно выразиться в рабочее время по потреблению произведенных товаров. Ведь, если произведенные товары не будут потреблены, то невозможно будет возобновить производство. А в условиях, когда рынок насыщен и перенасыщен, организация потребления превращается в отдельную проблему.
Таким образом человек, который уже давно превратился в машину для производства, превращается еще и в машину для потребления. Притом как машины для потребления он оказывается настолько же необходим для функционирования современного общества, как в своем качестве машины для производства.
В условиях постоянного роста производства потребности просто не успевают за предложением все новых и новых товаров. Формула «спрос рождает предложение» явно перестает работать. Производство потребностей становится отдельной отраслью индустрии, которая давно уже не сводится к одной только рекламе. Это именно индустрия по производству все новых и новых потребностей. И в составе этой индустрии работают практически все современное телевидение, кино, целые жанры литературы, пресса, интернет.
Ничего плохого в этом не было бы, если бы эта индустрия формирования потребностей формировала у людей культурные потребности, то есть потребности, способствующие развитию человека и общества. Проблема состоит в том, что в основном она формирует потребности не просто не нужные и далеко не культурные, но и прямо вредящие здоровью и грозящие человеку, как выразился по этому поводу Джо Байден, «утратой души»13. Другими словами, человек таким образом превращается в бездушную машину для потребления.
Никаких готовых «рецептов» насчет того, как противостоять процессам обезличивания человека и превращения его в «машину потребления» в научной литературе нет. И это понятно, ведь для того, чтобы остановить процесс превращения человека в машину для потребления, необходимо, чтобы он перестал быть машиной для производства. Но именно на этом держится современное машинное производство. Получается некий «заколдованный круг». Попытки разорвать его индивидуальными усилиями, отказываясь от навязываемых рекламой потребностей, не могут поменять ситуацию в обществе. В подтверждение этой мысли можно привести пример с веганами. Отказываясь от принятого в обществе потребления продуктов животного происхождения или от кожаной обуви, они содействовали появлению индустрии товаров для веганов, которая отличается тем, что там все намного дороже.
Неэффективны и попытки дистанцироваться от существующего индустриального общества путем дауншифтинга. Не говоря уж о том, что на этой почве очень быстро выросла новая индустрия — от «зеленого туризма» до промышленного производства домов для «экопоселений», дауншифтинг только подчеркивает, что превращение человека в ломовую лошадь — отнюдь не альтернатива превращению его в машину.
Скорее всего, решение проблемы лежит не в возврате к старым, домашинным способам производства, а в том, чтобы организовать общество на других, некапиталистических началах — так, чтобы не человек в нем служил машине, а машина служила человеку.
