Технократизм, к идеям которого в последнее время наблюдается интерес, нередко связывают с кибернетикой. Поэтому академика В.М. Глушкова в связи с его идеей ОГАС часто обвиняли в «технократическом утопизме». Такие обвинения выдвигали многие — начиная от советских экономистов-рыночников, заканчивая американскими авторами, которые, по мнению самого Виктора Михайловича, работали на ЦРУ. Но так ли было на самом деле, и почему так важно уметь отделять его взгляды от взглядов технократов?
Для того, чтобы связывать кибернетику с технократией, есть немало оснований. Например, предтеча кибернетики — автор всеобщей организационной науки «Тектологии» А. А. Богданов — ввёл в научный оборот термин «техническая интеллигенция» (которая должна прийти на смену буржуазии в управлении общественным производством), и поэтому считается одним из основателей идеи технократии. Непосредственный «отец технократии» институционалист Торстейн Веблен считал, что управлять экономическими и социальными процессами должны технические специалисты, а не публичная власть или бизнес. Сам институционализм имеет некоторые аналогии с кибернетикой, например, предполагает системный подход, проявляет интерес к теории управления. Поэтому технократия, как предлагаемое институционалистами средство решения задач разумного управления общественными процессами, внешне оказывается схожей, и часто отождествляется с кибернетикой.
Но, не смотря на широкую популярность технократического движения в США в 20-40-х годах ХХ столетия, отец-основатель кибернетики американский учёный Норберт Винер предлагал отдать её профсоюзам, опасаясь технократических взглядов и трактовок общественного и технического развития. Поэтому было бы очень странным, если после этого советские кибернетики, в частности Глушков, разделяли бы технократические взгляды.
Взгляд, согласно которому В. М. Глушков был сторонником технократии, представляет дело так, будто бы его идею ОГАС погубила советская бюрократия. Но бюрократия сама по себе не является противоположностью технократии, уместнее определить её как один из инструментов технократии. К 60-м годам в руководство СССР, на смену бывшим профессиональным революционерам, стали приходить бывшие профессиональные инженеры-технологи. Это вполне соответствовало логике управления развитым индустриальным государством, каким на то время являлся Советский Союз. Они как никто другой понимали тонкости промышленного производства и обладали нужными навыками, каких не могло быть, например, у гуманитариев, или даже экономистов. К этому времени советская бюрократия представляла собой классическую технократию, в вебленовском её видении.
Другое дело, что технократическая концепция не предполагает уничтожение разделения труда на умственный и физический, т. е. не предполагает ликвидацию в обществе отдельного управленческого аппарата в принципе, а лишь — участие в нём технически-грамотных специалистов, задача которых «правильно обслуживать» технику, так, чтобы машинное производство не приводило к классовым антагонизмам в обществе.
Сам В. М. Глушков считал своими главными врагами не бюрократов, а экономистов. Именно экономисты-рыночники по его словам сбили с толку премьер-министра советского правительства А. Н. Косыгина, что привело к сворачиванию проекта ОГАС и рыночной реформе 1965 г. В «Заветных мыслях для тех, кто остается» Виктор Михайлович вспоминал: «начиная с 1964 г. (времени внесения проекта), против меня стали открыто выступать харьковский экономист Либерман, Белкин, Бирман и др. <…> И поскольку эти экономисты получили поддержку со стороны управленцев,
то нас отставили в сторону»1. Вряд ли это можно объяснить случайностью. Как нам представляется, к тому времени сложился своеобразный союз бюрократии и экономистов на многих уровнях управления народным хозяйством. Но он сложился не от незнания, недопонимания или приверженности к рыночным идеям бывших инженеров и технологов. Занимавшие руководящие посты «технари» пошли на поводу у экономистов, имея вполне искренние намерения служить идеям социализма. К этому их подталкивали гораздо более глубокие причины.
Дело в том, что техническим специалистам рыночные идеи экономистов оказались гораздо ближе и понятнее, чем идеи кибернетиков. Причина в том, что инженеры — это продукт машинного производства, который, в свою очередь, является основой развитого товарного производства — капитализма. Поэтому их видение определяется занимаемым ими положением в общественной системе разделения труда. Мало того, что их понимание производственного процесса часто ограничивалось рамками отдельного предприятия (реже — отраслью), но чего они точно не могли вообразить — это производство без инженеров. Набиравшие популярность АСУ понимались как человеко-машинные системы управления, но не как полностью автоматические. Но подобное применение автоматизации лишь усовершенствует машинное (в перспективе — капиталистическое) производство, а его цели, в конечном счёте, определяются потребностями экономики (капитала). И неизбежный выход, к которому рано или поздно приходит это мышление, полностью совпадает с экономическим: цель производства, в том числе и при социализме, — в увеличении прибавочной стоимости, а основным показателем успешности производства является прибыль.
В. М. Глушков исходил из принципиально иных задач производства, чем виделось советским экономистам. Скорее всего, он к ним пришёл именно через полемику с экономистами. Например, для экономиста совершенно очевидно, что чем больше денег будет у каждого трудящегося, тем лучше. Но не высокая покупательная способность, а ликвидация денег вообще является одной из задач социализма. В комментарии на вопрос к «Литературной газете» бригадира 1-го государственного подшипникового завода Герасимова о судьбе денег в СССР2 он предложил разработанную ещё в 1963 году идею безналичных (электронных) денег, как переходной этап к устранению денег вообще. Сейчас, когда повсеместно используются зарплатные банковские карточки, а терминалы есть практически во всех магазинах, эта идея воспринимается довольно просто. Суть её в том, чтобы с помощью вычислительной техники государство создало условия, при которых пользоваться безналичными деньгами будет намного выгоднее, чем наличными, вплоть до вытеснения наличных денег. Параллельно Виктор Михайлович оговорил условия, при которых будет уменьшаться роль государственного регулирования распределения продукции и соответствующее возрастание общественных механизмов (через территориальные и трудовые коллективы). Тем самым будут устраняться нетрудовые доходы и отмирать частный сектор производства и услуг.
Эта идея логически вытекает из тенденций автоматизации производства, а способ распределение определяется исключительно способом производства. Вряд ли экономисты не знали эту азбучную истину, но одно дело помнить, что написано в учебнике, а другое — понимать, т. е. вовремя уметь увидеть новые формы, в которых воплощаются положения теории. Но и не каждая теория даст правильные выводы, особенно, когда дело касается ликвидации машинного производства, а вместе с ним и экономики в привычном понимании. Конечной целью может быть лишь человек, а не эффективность экономики и техники. «Цели развития социалистической экономики лежат вне экономики, задачей же экономики является развитие средств для достижения этих целей. Поэтому исходным пунктом для управления социалистической экономикой должна являться система четко сформулированных заданий по конечному продукту, т. е. такому общественному продукту, который потребляется вне экономики. Конечный продукт предназначен прежде всего для удовлетворения прямых потребностей населения как личного, так и общественного характера»3. Исходя из этих целей он закладывал принципы построения ОГАС, которая создавалась с целью поставить экономику на службу развития человека. А это предполагает не просто подготовку эффективных, технически-грамотных, управленцев, а принципиальное избавление от машинообразного труда, т. е. полная автоматизация и устранение человека из процесса производства вообще.
