Сознательная провокация, вынесенная в заголовок, стала результатом обсуждений в сети, касающихся университетского курса философии. В его адрес сыпался немилосердный град критики. И давайте признаемся честно: было за что. С другой стороны, по большей части эти замечания касались не самой философии как таковой, а качества ее преподавания. Практически все участвующие в дискуссии сходились во мнении: то, будет ли сформирован у студента вкус к философскому знанию, практически полностью зависит от качества преподавания.
Прежде чем приступить к изложению сути проблемы, хотелось бы сделать несколько критично важных оговорок.
Во-первых, все повествование ниже ни в коем случае не касается никого из реальных, конкретных людей, а является то ли абстрагированием коллективного опыта среднестатистического студента, то ли борьбой с моими внутренними демонами. И уж тем более оно не ставит целью какое-либо оскорбление или намек на него. Всем преподавателям, которых я встречал на своем пути, я безмерно благодарен за бесценный опыт и за то, что я сейчас могу иметь наглость излагать все эти сентенции.
Во-вторых, я ничем не лучше, а назидательный гегелевский тон здесь проистекает сугубо из недостатков моего публицистического языка.
В-третьих, в курсе философии нас интересует прежде всего его содержание, его внутренняя логика, а не персоналии.
Так вот. Я нашел по крайней мере 5 причин, почему философия в лучшем случае вызывает зевоту, а в худшем — отвращение и предубеждение на всю жизнь.
1. Тебе рассказывают ответы из конца учебника, а не учат мыслить
Представь, что в школе на уроке алгебры вместо того, чтобы учить детей решать уравнения, им бы раздавали сборники ответов и заставляли заучивать, чему равны иксы и игреки — приводит пример Ильенков. С повсеместным введением тестирования куда ни попадя тенденция неутешительна, и такой подход не имеет ничего общего с формированием мышления. Одна из моих любимых философских баек — о том, как малолетнего ребенка научили говорить “материя первична, сознание вторично” на потеху публике, которую забавило, что этот ребенок, видите ли, ничем не отличается от философа.
Дидактическая сложность философии состоит в том, что в ней не может существовать никакого “учебника”. Сам текст — не важно, лекция это, статья или книга, — не только должен доносить определенную информацию вроде фактов и основных идей, но и своим внутренним движением, разворачиванием философской проблематики должен формировать само мышление. Читатель или слушатель, скользя мыслью по полотну текста, должен вычленить и усвоить логику, сформировать “манеру” мышления, чтобы в конечном итоге сделать из своего мышления подлинный инструмент для решения тех или иных задач.
2. Вместо философии тебе преподают сборник любопытных фактов, а вместо истории философии — хронологию.
Фалес и Анаксимандр жили раньше, Анаксимен — позже, а Гегель так и вовсе родился в 1770 году. Гоббс говорил о “войне всех против всех”. У Канта была “вещь в себе”. Целая россыпь констатаций тощих, случайных и необязательных фактов в хронологическом порядке обрушивается на голову, и для того чтобы сдать экзамен и сохранить стипендию не остается иного выхода, кроме как зазубрить это наизусть.
Зачастую курс философии действительно излагается исторически. Но дело ведь здесь состоит не в абстрактной хронологии! Такой подход имеет значение лишь тогда, когда история философии понимается как целостный процесс становления мышления, когда каждая философская система или воззрение занимают свое место в качестве необходимого (это важно!) момента этого становления в целом, когда в истории философии слышно не хаотичное дребезжание изолированных друг от друга фактов, но темпоральный ритм человеческого духа.
3. В философии господствует идеализм
Под идеализмом я подразумеваю здесь не “веру в идеалы”, как зачастую трактуется это понятие в быту, а ответ (угадайте какой) на основной вопрос философии: что первично, мышление или материя.
Так вот, зачастую курс философии для студента предстает как жестокая борьба идей друг с другом. Историческим субъектом здесь выступают сами философы, поддающие беспощадной критике все, до чего могут дотянуться. Реальная история человека, развитие материальных условий, в которых рождается та или иная философия, способ отношения человека к природе игнорируются. Вся история войн, революций и тектонических разломов человеческой истории в лучшем случае становится фоном для борьбы титанов чистого духа, для которой нет никакой необходимости устанавливать связь с реальными жизненными условиями человека.
В то же время, само течение жизни, развитие науки, техники, производства, в общем, современные условия тащат человека в реальность, возвращают его в объективную действительность. И в этом случае даже очень скверная и бедная философия вроде ницшеанства, которая, тем не менее, поможет человеку объяснить окружающий мир, окажется куда более востребованной и интересной.
4. Отдельные моменты становления философии абсолютизируются
Без дискурс-анализа вам не понять философии. Только феноменология способна быть подлинным способом понимания окружающего мира. Не-аналитическая философия — и не философия вовсе. Нет никакого смысла изучать философию после Канта. Могу поспорить, что ты встречал множество преподавателей, каждый из которых выхватывал отдельный, абстрактный момент становления философии и возводил его в ранг философии вообще, признавая конечной истиной.
На уровне философской дискуссии в целом такая теоретическая борьба не только возможна, но и необходима. Но если у тебя нет, по сути, никакого философского багажа, то эти междоусобицы, скорее всего, будут для тебя выглядеть бессмысленными и навевать скуку.
Человек, вызвавшийся преподавать, должен бы, по идее, стоять на почве такой философии, которая делала бы возможной постижение тела человеческой культуры в целом, не окукливала бы человека, но наоборот, размыкала бы его разум навстречу всем тем богатствам, которые выработало человечество. Каким именно образом — это вопрос чрезвычайной сложности, выходящий далеко за пределы этой статьи.
5. Перед тобой — преподаватель философии, а не философ, и уж тем более не человек.
И это не проблема университета или отдельного преподавателя. Ее основание лежит гораздо глубже — в самой системе общественных отношений, в которой человек выступает как односторонний индивид. “Настоящему”, т.е. профессиональному преподавателю философии, для которого его деятельность является источником средств к существованию, нет никакого дела до тебя как человека и до тех людей, которые стоят за ролью “студента”. Впрочем, признайся, ты отвечаешь ему взаимностью.
Для философа, который не боится реальной жизни и мышление которого не ограничивается стенами университетской аудитории, необходимость решения реальных проблем наполняет жизнью и то, что он рассказывает студентам. Впрочем, я не уверен, что односторонняя ограниченность “философа” намного лучше односторонней ограниченности “преподавателя”.
Я не люблю готовые формулы, но необходимость лаконичного изложения меня принуждает прибегнуть к одной из них: подлинная деятельность, в своем богатстве достойная человека, лежит по ту сторону такой ограниченности. Она заключена не в профессии “философа”, “преподавателя” или “инженера”, но в труде “человека”, пускай и занимающегося преимущественно философией или инженерным делом.
Преодолеть такое положение вещей можно лишь преодолев ограниченность отношения “студент-преподаватель”, тогда, когда на его место станет отношение “человек-человек”.
Я надеюсь, мне удалось сформулировать хотя бы часть тех проблем, с которыми ты стихийно столкнулся. Возможно, тебе повезло и вся желчь сверху — не твой случай. Мне повезло, и преподаватели, которые встретились мне были людьми увлеченными и искренними. Именно благодаря этому я вообще увлекся философией как таковой.
Выше изложена лишь одна сторона вопроса, критическая. Написание позитивной части дается гораздо сложнее, но хотелось бы, чтобы продолжение этой статьи не погибло в борьбе с прокрастинацией и бытом. В следующей части я постараюсь хотя бы немного порассуждать над тем, с чего начать изучение философии самостоятельно, на случай, если тебе не повезло.
Текст: Дмитрий Столяренко
