В 2011 году Алексей Валерьевич Босенко на конференции, посвящённой советской философии, говорил о том, что она имеет защиту от дурака[1], т.к. защищена своей сложностью. Он, конечно, не имел в виду работы авторов учебников по «диалектическому материализму», которые в большинстве своём ни к диалектике, ни к подлинному современному материализму, ни к достижениям советской философии не имеют отношения. Речь идёт о работах таких авторов как Э.В.Ильенков, М.Лифшиц, В.А.Босенко, А.С.Канарский, Ф.Т. Михайлов и других авторов, которые занимались общими проблемами диалектики как всеобщей теории развития материи и сознания и прикладной диалектикой в решении философских проблем. Защита «от дурака» срабатывает даже там, где авторы писали предельно просто и чтение не должно сопровождаться обязательной радостью узнавания – то есть хорошим знанием мировой классической философской традиции. Тем не менее, определённой культуры мышления эти тексты требуют. Они требуют культурного отношения к противоречию. Тогда не возникает истерических требований непротиворечивости во всех случаях, не отбрасываются те противоречия, которые фиксируются в самом предмете рассмотрения. Наоборот, появление противоречия, связанного не с небрежностью и произвольным сталкиванием кажущихся противоположностей, а выявленное в самом предмете, заставляет рассматривать содержание знания, которое к противоречию привело.
Эта культура, конечно же, нужна и характерна не только для освоения лучших достижений советской философии. Ведь последней не было, нет и быть не может вне логики развития мышления как такового. Такая культура зародилась вместе с философией вообще и характерна для человеческого познания как такового, поскольку сама деятельность человека, отражённая и схваченная в мышлении, является противоречивой. Предмет в человеческой деятельности изменяется, а значит, он одновременно и равен, и не равен самому себе (А = не А). Деятельность и есть активное разрешение этого противоречия как тождества тождества и не тождества предмета с самим собой. Мысль должна его ухватывать, чтобы быть истинной, чтобы осуществлять движение от незнания к знанию.
Здесь, как писал Ильенков в статье «О роли противоречия в познании»[2], «если имеются в виду эти (которые с необходимостью возникают из самого что ни на есть «правильного» движения мысли по логике предмета – М.Б.), а не словесные, противоречия, то ответить на вопрос, выставленный в заголовке моего сообщения, следует так: противоречие в определениях всегда было, есть и будет движущей силой теоретического развития, формой, в которой всегда осознаётся и нерешённая проблема. В этом смысле противоречие есть «мотор развития» теории. Запретить его – значит запретить самое развитие теории».
Теории, конечно, от этого, как говорится, было бы не жарко и не холодно, если бы она не была продуктом и моментом деятельности живых людей в определённых исторических обстоятельствах, и если бы проблема изменения этих обстоятельств не стояла так остро перед человечеством в данный момент. Таким образом, вопрос развития теории оборачивается своей практической стороной, а теоретический вопрос о противоречии становится в определённые моменты самым главным вопросом практического движения.
Эта статья, собственно, не о советской философии и даже не о её диалектической традиции, а о месте и роли диалектики и отношения к противоречию в сегодняшней практике – сегодняшней теоретической борьбе.
Проблема стоит очень остро потому, что упомянутая выше «защита от дурака» играет с теорией злую шутку. Точно так же, как безопасные для детей крышки на бутылочках с лекарствами часто мешают их открыть взрослому, который почувствовал себя плохо, диалектика, не доступная в кратком изложении и непонятная без глубокого изучения истории философии вообще, делается очень сложной для освоения.
Причина эта, конечно же, заключается не только в теории, а в общем характере механистического функционирования живых человеческих индивидов. В общественном производстве господствует машиноподобный труд. Человек подчинён логике машины, которая не знает и не может знать противоречия, причём это относится как к физическому, так и к умственному по форме нетворческому труду. К тому же человеческие индивиды воспроизводятся как фрагментарные [3] через фрагментарную коллективность [4], и эта тенденция подчиняет себе все сферы производства человека, что препятствует производству рациональности и целостного мировоззрения.
Господствующая машинная логика не просто не мирится с противоречием, а восстаёт против него. Она не признаёт противоречия не в том смысле, что отрицает его существование (иначе запрет противоречия был бы бессмысленным). Согласно формальной логике, противоречивое утверждение не может быть истинным, точно так же, как не могут быть истинными оба из двух противоположных утверждений по отношению к одному и тому же предмету, в одно и то же время, в одном и том же отношении.
Например, формальная логика не сможет признать истинными оба утверждения: идеальное не есть материальное и идеальное есть материальное. Одно из них по формальной логике обязательно ложно.
Потому для того, чтобы выразить развитие в логике понятий, формальной логики недостаточно. С помощью неё можно только зафиксировать стадии развития предмета как нечто разное, но не превращение предмета в нечто другое, как единство «его» и «не его». Разные стадии в наличном бытии предмета соотносятся с понятием предмета как с общим, но они не мыслятся ни как тождественные предмету в целом, ни как тождественные друг другу — примерно как понятие девочка по отношению к понятиям девочка Маша, девочка Тоня и девочка Оля. И Таня, и Оля, и Маша — девочки, но Таня не Оля, и обе они — не Маша, по отношению друг к другу это просто разное. И потому друзья Маши вовсе не обязаны здороваться с Олей на том основании, что и Маша и Оля — девочки, а могут быть с нею даже незнакомы, как и Оля с Машей. Между Машей, Таней и Олей нет никакого перехода. Тут формальная непротиворечивая логика вполне правомерна, так как фиксирует различия. Но вот даже по отношению к Маше в разном возрасте это уже неприменимо. Маша-девочка, Маша-женщина, и Маша-бабушка, по этой логике получаются просто разные Маши. И это — действительно так, тут формальная логика согласна с диалектической. И если бы друзья Маши-женщины следовали в своих действиях до конца последовательно этой логике, то они не должны были бы здороваться с постаревшей Машей, которая стала бабушкой, так как это — другая Маша. Или если они признают, что и девочка Маша, и женщина Маша, и бабушка Маша — это одна и та же Маша, то на этом основании, например, могли бы надеть подгузник и дать пустышку женщине Маше.
Но люди в жизни постоянно нарушают требования формальной логики, даже не замечая этого. По отношению к Маше-бабушке одинаково справедливы два противоречивых утверждения. Маша-бабушка — это тот же человек, что и Маша-женщина, и при этом одновременно Маша-бабушка — это НЕ тот же человек. Оба эти утверждения истинны, хоть они и противоречат друг другу и высказаны по отношению к одной и той же Маше в одно и то же время. С точки зрения формальной логики одно из них обязательно должно быть ложным, так как существует запрет противоречия.
При всем уважении к формальной логике, она может только зафиксировать разные моменты развития, но не может выразить переход одного в другое, то есть выразить единство этих моментов. Зафиксировать — это тоже важно, но это только «полуфабрикат» для логики диалектической. Логика, опирающаяся на запрет противоречия, не справляется даже с таким простым случаем изменения: для неё или всё одно всё едино, или всё разное. И, тем не менее, в сфере теоретического мышления такая логика не просто претендует на господство, а является господствующей в силу того, что она отражает господствующий характер человеческого труда
Вдумчивый читатель может возразить, что диалектическая логика как раз и развивалась в эпоху установления господства машинного труда. Когда в Англии с бешеной скоростью строились фабрики, где человек становился придатком к машине, во Франции отгремела буржуазная революция, а немцы в своей философии оттачивали диалектический метод. Действительно становящийся капитализм для людей, непосредственно не задействованных в производстве, предполагает производство и воспроизводство всеобъемлющей рациональности. Производство рациональности становится важнейшей общественной функцией науки и образования, необходимых для части общества, призванной управлять логикой вещей как логикой функционирования людей в вещном производстве.
Отсюда и стремительное развитие не только формальной логики, поскольку именно логике вещей подчинено тело индивида в процессе производства, но и логики, выходящей за пределы вещей, в сферах, где человек хоть и в отчуждённом идейно-теоретическом виде, но восстанавливает свою универсальность. По мере отделения производства человека от производства вещей и подчинения человека вещи происходит разделение формальной и диалектической логики, а также противопоставление их друг другу. Это сыграло важную роль, позволив их «откристализовать» в чистом виде.
Но точно так же как руки человека для универсального производства воспроизводства нуждаются в орудиях, ум человека для универсального диалектического мышления нуждается в формальной логике. Отношение формальной и диалектической логики в мышлении такое же, как и отношение человека к его орудиям труда в процессе производства, поскольку первое является отражением последнего. Для общественного производства, для деятельности в самом широком значении слова, недостаточно только орудий, какими бы сложными и совершенными они ни были. Нужен ещё и деятельный человек. Точно так же для мышления недостаточно формальной логики, как бы развита она ни была. Как орудия для деятельности важны и необходимы, так важна и формальная логика для мышления. Она позволяет фиксировать различные моменты развития, выделять формально-общие признаки там, где это нужно, разрабатывать алгоритмы взаимодействия вещей между собой и людей с ними там, где жизнь человека ещё определяется функционированием вещей и т.д..
Машиноподобный физический труд передаётся машинам. Им же можно передать тот умственный труд, для которого достаточно только формальной логики, – и это происходит на наших глазах. На долю человека остаётся решение проблем, требующих собственно мышления. Эта тенденция характерна для капитала. Но она тормозится и подавляется, когда капитал становится препятствием для развития производительных сил, и главным образом для развития человека, когда он вынужден создавать всё больше и больше вспомогательных средств для того, чтобы были условия для производства стоимости. Самая развитая техника начинает служить для производства вещных форм не только труда, но и человеческой жизни за его пределами непосредственного процесса производства вещей. Развивающаяся сфера производства человека под вещи обуславливает фрагментарность индивида и вытесняет диалектическую логику из мышления.
Но производство вещей и непосредственное производство потребления и потребителя как его агента, как важнейшее условие формирования социокультурного пространства товарного производства осуществляется не по одной и той же логике. Поэтому сейчас получается, что осознанная вещная логика уже не всегда «работает» в мышлении, поскольку и общественное бытие ей больше не подчиняется. Но и снятия отчуждения рациональности, снятия вещной логики в логике человеческой всё же не происходит. Поскольку даже непосредственное производство человека, но под вещи, под товары, не предполагает ни действия по отношению к нему, ни его бытия, ни его сознания как чего-то целостного и развивающегося.
Потому и в теоретическом мышлении диалектическая логика — логика целостности, логика развития и революции — атрофируется за ненадобностью. Это происходит потому, что диалектика — логика становления, логика успешного дела по изменению общественных отношений, как отмечал в своей статье В. Д. Пихорович [5]. Но если никакого успешного дела по преобразованию оснований общественного развития (а любое другое дело на этой стадии не может быть практикой – то есть действительно делом, а не вознёй в пределах заданных форм) пока нет, она, как и мышление вообще, становится излишней, излишне-трудной и труднодоступной.
В эпоху отката в истории и глубочайшей реакции, при отсутствии процесса освоения человеком своей собственной сущности, диалектика существует с одной стороны благодаря общественной инерции, в частности благодаря философскому наследию эпохи преобразования, с другой же — благодаря тому, что существуют проблемы, для разрешения которых в теории недостаточно машинной логики. Диалектическая традиция не может воспроизводиться стихийно, а требует вдумчивого отношения и вполне сознательной борьбы за своё развитие, сама является результатом борьбы против господствующего течения. А потому на эту борьбу важно сейчас бросить все теоретические силы. Потому что как раз в эту эпоху многое зависит от того, сможет ли теория дожить до тех пор, когда она будет востребована как логика сознательного действия огромных масс людей. Потому и важна сейчас борьба за культурное отношение к противоречию, поскольку последствия неверного отношения к нему простираются далеко за пределы сферы теоретического мышления.
[1] Алексей Босенко. Третья международная научно-практическая конференция «Марксизм и современность: советская философия — вчера, сегодня, завтра»
[2] Э.В. Ильенков. «О роли противоречия в познании»
[3] Марина Бурик. «Фрагментарные индивиды и кризис рациональности».
[4] Марина Бурик. «Фрагментарный коллектив=фрагментарный индивид».
[5] Василий Пихорович. «Основное противоречие советской философии. Часть 7».
