Разве есть люди, которые не сталкивались бы с этим именем? Не говоря о профессиональных философах или историках философии, не говоря также о тех, кто вообще интересуется ближе, хотя бы по-любительски, отраслью истории культуры. Речь идёт о всех тех, которые занимаются в жизни совершенно другими делами и только время от времени мимолётно и случайно вступают в минутное соприкосновение с этой проблематикой. Можно не знать вообще ничего о философии, можно даже не знать ничего, кроме этого одного имени. Но о Сократе слышали все и все знают, что именно он был «философом». Смело можно утверждать, что это имя стало для нас наиболее коротким и наиболее узнаваемым символом философии вообще.
Кем же он был, и что такого сделал этот человек, который жил почти 25 веков назад, а оставил после себя такую подробную память, которая до нашего времени живёт и многим нам близка? Тот, который своими согражданами был приговорен к смерти за развращение юношества — который для всей позднейшей истории стал ярчайшим примером нравственности; тот, который только знал, что «ничего не знает» — а которого выбрали, напротив, за идеал мудреца и философа. Тот, наконец, кто не написал ни одной работы, а о котором написано уже (и сейчас ещё пишется) огромное множество книг? Чем же он заслужил себе почётное место в культуре и в истории? Почему же именно он? Почему Сократ?
Известно, что этот афинянин классической эпохи Перикла оказал значительное влияние на развитие всей, за малым исключением, позднейшей философской культуры. Но и сейчас о нём самом знаем очень мало, меньше, чем о любой другой великой личности древности. Сократ не писал, был принципиальным сторонником устного слова. Потому также наше знание о нём происходит исключительно из вторых рук — из описаний и свидетельств людей, которые с ним непосредственно имели дело. Проблема состоит однако в том, что три наиважнейших из этих свидетельств (т.н. диалоги Платона, воспоминания Ксенофонта и комедии Аристофана) отнюдь не согласны между собой: предлагают нам трёх сильно отличающихся Сократов. Сократоведческая профессиональная литература не справилась с этой проблемой и по сейчас. Во всяком случае, большинство позднейших исследователей уже согласны, что истина наиболее вероятна за платоновским описанием, однако с необходимостью учёта того, что нужно в нём выделить то, что происходит от самого Платона; но, несмотря на это, объяснения всё равно разные. Сократ постоянно является одной из наиболее спорных фигур в философской летописи. И никто не скажет, что эти споры должны были бы вскоре утихнуть. В пользу этого говорят также многочисленные публикации на эту тему, но ни одна из них не решает вопроса окончательно; «спор о Сократе» всё также продолжается. Эти непрекращающиеся споры являются вообще лучшим доказательством того, что мы имеем дело с мыслителем, которого нельзя заключить в одной формуле, классифицировать однозначно и определённо. Сократ является для нас всё ещё поводом для вопрошания — а это значит, что его наследие имеется по прежнему и в нашей современной культуре.
Сократ является для нас наиполнейшим символом философствования, так как уже при первом сближении проводит нас до самых истоков всякой философии. Задаёт он нам те самые вопросы, которые каждый из нас хорошо знает как свои собственные: Как жить? К чему стремиться? Что стоит наших усилий, а что их недостойно? И хотя сегодня область возможных ответов другая, чем во времена Сократа, но однако же эти вопросы, напротив, не устарели. Они «вечны» — в том смысле, в которым вечен человек и его дела. И рефлексия над теми и подобными вопросами — это собственно и есть философия.
Известно ведь, что Сократ был собственным творцом и вдохновителем гуманистичных традиций философии в нашем культурном кругу. Был первым, кто тесно соединил истину теоретическую с истиной нравственной. От него идёт то глубокое убеждение, свойственное для магистральной линии всей европейской культуры, что все человеческие проблемы принципиально решаемы на основе рациональной и полемической, что они могут формулироваться во всеобще-понятных категориях и разрешаться таким способом, который одинаков для всех людей без исключения.
Но собственно наследие Сократа — это не столько готовые ответы и решения, сколько соответствующая определённая основа их поиска. Она выражается полнее всего сократовским «знаю, что ничего не знаю». Это совсем не выражение слабости, но наоборот — гордое выражение превосходства над теми, которым кажется, что они обладают каким-то окончательным знанием. Ведь это их знание лишь видимость — но сами они о том не знают. Они ведь не сознают даже своего незнания — и в том собственно состоит их ничтожность перед Сократом, который, по крайней мере в этом, отдаёт себе отчёт.
В этом собственно видится наибольшая ценность сократического элемента в человеческой культуре. Афинский философ — это творец и символ такой мыслительной традиции, в которой родилась и снова возрождается критическая основа, основа оппозиции против всего, что хочет сойти за несомненное и окончательное, за догмат. Традиция эта выводит на первый план отрицательные и критические функции философского мышления. Наименьший вес оставляется за формулированием истин и утвердительных положений, наоборот, неотрывно и безжалостно обнажается каждая мистификация. Распутывая следы ложности и лживости, вносить беспокойство в дела, выглядящие очевидными, отбросить освящённые авторитеты, пробудить сомнения, ставить вопросы непрерывно и агрессивно. Не зря сам Сократ говорил, что он как «овод, пущенный с руки бога», что он хочет беспокоить своих ближних упрямо и неотвязно, чтобы как сказал — «не опустились». Чтобы не опустились — значит: чтобы не замкнулись в разрозненных клетках своих понятий, чтобы не отождествили себя без остатка с какой-либо системой умствования или моральной системой. Ведь зло действует тогда, когда человек даёт себя целиком заменить неподвижной системой категорий и понятий.
Такая собственно критическая основа является неотъемлемым элементом всякой философии. Философский критицизм — против каждой попытки унификации человеческой жизни, замыкания её в одной законченной формуле. Опасность подчинения видимым истинам для человека больше, чем шанс на нахождение действительной истины — потому для человека важнее то, что он не знает и чего он не знает, чем то, что он знает.
Но признать своё собственное незнание — не значит принять его. Критицизм не скептицизм, сомнение не приводит к смирению-отречению. Люди должны постоянно искать новых решений, постоянно предпринимать новые познавательные и нравственные усилия; должны также верить в успешность и результативность этих усилий. Конечной истины нельзя получить никогда, но также никогда нельзя прекратить поиски такой истины.
Этому собственно учит нас Сократ — человек-символ, вечно живой и всегда современный философ. Его философия близка каждому и понятна для каждого, ведь нет в ней ничего из академической учёности, но зато очень много в ней глубокой человеческой мудрости, которая проистекает из благородного размышления над всеми трудными проблемами народной жизни. Это философия критики и сомнения; но одновременно это философия надежды и гуманистического оптимизма. И глубоко ошибается тот, кто судит, что в современном мире, значительно более трудном и намного более сложном, чем тот, в которым жил Сократ, нет места для такой философии. Напротив: именно сейчас потребность в ней сильнее, чем когда-либо.
Перевод сделал Mikołaj Zagorski. Переведено на основании белорусского перевода и сверено с польским оригиналом.
Написано в 1965 году, опубликовано в книге „W kręgu filozofów” (wyd. Czytelnik, Warszawa, 1984), awt. Marek Jan Siemek (1942-2011).
