Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Часть 9
Часть 10
11. Время на исходе
Шанс на сплочение левых сил и овладение политической инициативой, открытый успехом совместного выступления на выборах, не был использован. Президент и КПЧ продолжали добиваться компромисса с ХДП, тогда как МИР и большинство СПЧ выступали категорически против, добиваясь ускорения революционных преобразований. Пленум ЦК СПЧ впервые поставил вопрос о расширении базы поддержки не только в средних слоях, но прежде всего в рядах пролетариев, поддерживающих вопреки своим классовым интересам ХДП. Расхождение двух политических линий нарастало. Через несколько дней после выборов движение МАПУ организационно раскололось на сторонников той и другой. Из-за разобщенности левые уступили ХДП контроль над федерацией работников здравоохранения, где с 1952 г. председателем был коммунист. Преобразовать политическую систему конституционным путем было невозможно до следующих президентских и парламентских выборов, т.е. еще три-четыре года. ЦК КПЧ ставил цель «обеспечить то, что мы неоднократно называли нормальным развитием событий с тем, чтобы на президентских выборах 1976 года привести к власти новое народное и революционное правительство, которое продолжит работу, начатую правительством товарища Сальвадора Альенде». Но что делать до тех пор? Как решать неотложные социально-экономические проблемы и давать отпор террору контрреволюции, если «конституционные институты» парализованы саботажем оппозиции, а все, что выходит за их пределы, непозволительно по определению?
Рабочее движение, не имея ясной политической перспективы, начинало терять ориентацию. Органы народной власти, не получившие поддержки руководства революции, почти перестали проявлять себя. Некоторые отряды рабочих и служащих, в том числе на важнейших в экономическом и политическом плане предприятиях, снова разуверились в способности правительства защитить их непосредственные интересы и начали сами отстаивать их привычными методами экономической борьбы.
Иначе действовал классовый противник. Убедившись в октябре и марте, насколько выросли организованность и политическое сознание пролетариата, буржуазия ясно отдала себе отчет не только в том, что без массового насилия с ним не справиться, но и в том, что конституционный механизм больше не может ей служить и с демократией пора кончать. Укрепление электоральных позиций левых не оказало, как ожидали многие их лидеры, сдерживающего влияния на врагов, а, напротив, ускорило подготовку переворота. В подготовленном еще до выборов докладе ведущей организации капиталистов — Общества поощрения промышленности — точно предсказывался их результат (около 43%) и делался вывод: «Наиболее вероятный выход — насильственный военный переворот». Лидер ПЛ П. Родригес заявил после выборов: «Если в 1976 г. будут президентские выборы, марксизм получит 80% голосов. Поэтому мы не можем ждать до 1976 г., а должны действовать теперь же»1.
Формально ультраправые составляли меньшинство даже в лагере оппозиции. Но они были хорошо организованы, тесно связаны с ядром своего класса, пользовались поддержкой влиятельных кругов в Вашингтоне и в отличие от «болота» знали, чего хотят. Им не составляло особого труда навязывать свою волю более многочисленной, но рыхлой и склонной к колебаниям ХДП. Демохристиане разошлись даже с католической церковью, призвавшей противостоящие силы к диалогу. На совещании оппозиционных партий с участием председателя Общества поощрения промышленности было решено перейти от «гражданского неповиновения» к «гражданскому сопротивлению» и «наступлению». Как и в октябре 1972 г., оппозиция получала финансовую, организационную и техническую поддержку спецслужб США, что было впоследствии подтверждено документально. Время торопило врагов революции: инвестиции скоро должны были начать окупаться, ожидался хороший урожай и к тому же пошли вверх цены на медь.
Для начала оппозиция, как водится, обвинила власти в фальсификации выборов. Расследование показало, что это вымысел, но «общественное мнение» в мелкобуржуазной среде было уже создано. Из руководства ХДП окончательно устранили умеренных, допускавших диалог с правительством. Новый ее председатель П. Эйлвин заявил: «Мы имеем дело с режимом, идущим к этатистскому тоталитаризму и действующим откровенно сталинистскими методами». С апреля по август 1973 г. Конгресс сместил пятерых министров и трех губернаторов. Когда новое правительство попыталось закрепить за государством 45 реквизированных предприятий, большинство Конгресса безосновательно обвинило его в нарушении конституции и тут же само действительно ее нарушило, «приняв» свою конституционную реформу простым большинством. Правительство обратилось в конституционный суд, созданный специально для решения конфликтов между «ветвями власти»; оппозиция вопреки закону объявила его некомпетентным, и суд… согласился с этим. Конституционный конфликт был загнан в тупик. Легитимным выходом из него мог быть теперь только референдум.
Оппозиционная пресса постоянно предрекала нехватку хлеба, масла, сахара, горючего. Обывателя держали в напряжении, побуждали запасаться всем, чем можно, что он и делал, например, расхватывал бензин, и многие машины оставались без горючего. О масштабах черного рынка можно судить по тому, что избыток денежной массы достиг 80% ВВП 1972 г., цены у торговцев были выше официальных в среднем на 60%, а на продовольствие — вдвое2.
Дополнительным фактором обострения обстановки стал выдвинутый РП законопроект о создании единой системы школьного образования. Это было программным требованием Народного единства, но момент выбрали неудачно. Католическая церковь впервые открыто выступила против левых. Епископы Сантьяго заявили, что авторы законопроекта хотят «политизировать систему обучения и отделить церковь от школы». «Эль Меркурио» трубила, что реформа «означает навязывание марксизма будущим поколениям чилийцев». Против реформы из-за ее «политического характера» высказалось и командование вооруженных сил. ХДП через Федерацию учащихся средних школ организовала банды, которые несколько месяцев ежедневно бесчинствовали в центре и богатых кварталах столицы, били витрины, поджигали автобусы и легковые машины. «Это был трусливый и хитроумный замысел реакции: использовать этих «ужасных детей», пока кто-нибудь из них не будет убит, чтобы послужить искрой. Они действовали, зная, что правительство не могло подавлять их»3. 26 апреля банды юнцов забросали камнями президентский дворец, разгромили редакцию одной из левых газет; рабочих, вышедших дать им отпор, обстреляли боевики правых. Контрольное управление затянуло формирование предусмотренных реформой советов по образованию и урезало их полномочия. Реформу пришлось отложить. Оппозиция представила это как крупный успех, завоеванный ею в уличных выступлениях.
В апреле — мае поднялась новая волна стачек. Кульминацией ее стала 70-дневная забастовка на втором по значению (почти треть продукции) медном руднике Эль Теньенте. Поводом послужило повышение зарплаты после октября 1972 г. На Эль Теньенте, в отличие от других предприятий, и до того автоматически компенсировали рост цен, но профсоюз добивался увеличения уже повышенной зарплаты. Перед выборами все партии поддержали это требование, но потом администрация рудника и министры горной промышленности и труда стали настаивать на соблюдении общего порядка: повышение зарплаты сверх уровня инфляции может быть только результатом роста производительности труда. С этим согласилось большинство профорганизаций рабочих, где преобладало влияние Народного единства. Продолжали бастовать только служащие, руководимые демохристианскими профлидерами. Когда и те стали приступать к работе, организаторы забастовки прибегли к насилию. Специально прибывшие боевики ПЛ и «Роландо Матуса» перекрывали дороги, обстреливали автобусы с людьми, взрывали оборудование.
Крупнейший за все время правления Народного единства трудовой конфликт лишил бюджет 60 млн. долл. За экономическими требованиями части профлидеров явно скрывался замысел правых сил повторить октябрь 1972 г. Конгресс сместил обоих министров, ведших переговоры со стачкомом, не более и не менее, как за «нанесение ущерба интересам трудящихся». Забастовку пытались распространить на остальные рудники и другие предприятия. Первыми откликнулись водители грузовиков и общественного транспорта, недовольные нехваткой импортируемых из США запчастей. 15 июня оппозиция организовала марш забастовщиков «Эль Теньенте» в столицу. К нему примкнули христианские демократы, студенты Католического университета и федерация учащихся средних школ. Даже предприниматели Сантьяго воспылали любовью к шахтерам. Попытки демонстрантов прорваться в центр вызвали столкновения с левыми, пролилась кровь. Правительству пришлось снова ввести в столице чрезвычайное положение.
В народе, особенно среди тех, кто не принимал непосредственного участия в политической борьбе, росла усталость от нарастающих трудностей повседневной жизни при отсутствии ясной перспективы выхода. «Длинные очереди, выстраивавшиеся с ночи, а то и с вечера, заставляли людей из народа изо дня в день проникаться враждебностью к соседу, возмущением теми, кто поставил их в эту ситуацию (буржуями, бюрократами или самим правительством, смотря по политическим взглядам), и все более мучительным чувством бессилия»4. За видимым безразличием стояло глухое раздражение и провокаторами из оппозиции, и неспособностью правительства навести порядок. Именно таким настроением «людей с улицы» пользуются те, кто добивается «порядка» в контрреволюционном понимании. Буржуазная олигархия, которая так долго создавала и поддерживала культ невмешательства военных в политику, теперь со страниц своей прессы открыто призывала армию вмешаться в нее.
За три года было по крайней мере шесть неудавшихся заговоров с целью переворота. В апреле 1972 г. генштаб армии во главе с генералом Пиночетом пришел к выводу, что «ставший реальностью неразрешимый конфликт между исполнительной и законодательной властью не получит конституционного решения», и начал втайне готовить «день Х». Но непосредственная подготовка переворота началась после мартовских выборов. Правительство, не создавшее своевременно лояльной ему службы разведки, и лидеры левых партий не имели представления о масштабах заговора. В лояльности Пиночета президент был убежден настолько, что поручил ему разработать оперативный план противодействия потенциальному путчу. «Нараставшая неизбежность столкновения вместо того, чтобы осознаваться на основе адекватной стратегии, выражалась лишь в волюнтаристских лозунгах типа «Нет — гражданской войне!» Они наталкивались на слепую враждебность противника и холодно воспринимались массами, которые упорно требовали создать народную власть и вручить им оружие»5. 5 июня Альенде предложил политическому комитету Народного единства создать народную организацию, способную дать отпор врагу, подчеркнув, что решающего столкновения надо ждать через три-четыре месяца. Рекомендации остались на бумаге.
В резолюции ЦК МИР, опубликованной в середине мая, констатировалось наличие у противника двух стратегий: лидеры НП были готовы посредством «хозяйской забастовки» и конституционного обвинения президента спровоцировать мятеж, идя даже на раскол армии и гражданскую войну; группа Фрея в ХДП добивалась прежде всего создания широкого антиправительственного блока с участием служащих, студентов и части рабочих, а также сохранения единства армии, чтобы навязать правительству капитуляцию, по возможности подавить сопротивление трудящихся с его согласия, а затем через Конгресс и Верховный суд объявить его нелегитимным и сместить без гражданской войны. Миристы предупредили, что проявляемые правительством колебания и стремление любой ценой договориться с ХДП могут помочь реализации второго плана. Из этого анализа делался вывод: «Основная политическая задача, стоящая сегодня перед рабочим классом и народом, — занять перед лицом нарастающего натиска хозяев позицию наступательную по своей сущности. Это значит — накопить силу масс, необходимую для того, чтобы помешать гражданской войне или выиграть ее, и для того, чтобы завоевать решающие позиции в борьбе за завоевание власти рабочим классом и его союзниками, установить подлинное правительство трудящихся»6.
Такая постановка вопроса уже не была делом только крайне левых активистов. Она находила отклик среди организованных пролетариев, осознавших масштабы контрреволюционной угрозы. «Рабочие, не переставая поддерживать правительство, проявляли все большую самостоятельность и бдительность… Снизу начал зарождаться новый тип единства левых активистов. Развитие рабочего и народного движения и его влияние на левые силы привели к тому, что в Чили начала вырисовываться мощная политическая сила, которую можно назвать партией революции в том смысле, какой говорил о ней Маркс. Это — социальный и политический блок, в котором различия между составляющими его партийными организациями преодолеваются революционным натиском самих масс»7.
«Партия революции» оказывала растущее влияние на самую массовую организацию пролетариев — КУТ. 13 июня профцентр обнародовал манифест, включавший большинство требований революционных левых: объявить ПЛ вне закона, закрыть призывающие к насилию СМИ, активно использовать права правительства в Конгрессе и судебных органах, смещать с должностей чиновников-саботажников, установить контроль над производством всех предметов первой необходимости, укрепить общественный сектор. КУТ призвал трудящихся в случае угрозы переворота занимать предприятия и имения.
Мощные манифестации рабочих, в полный голос требовавших народной власти, начались в ответ на марш контрреволюции 15 июня. КУТ призвал провести 21 июня всеобщую предупредительную забастовку. По просьбе правительства ее заменили митингом, собравшим полмиллиона человек (в антиправительственном митинге накануне участвовало 80 тысяч). Выступая на нем, президент поддержал новые формы организации трудящихся. Он объявил, что поставил перед Конгрессом вопрос о запрете ПЛ, и возложил ответственность за угрозу гражданской войны на него.
Перед лицом решительных действий пролетариата у части фашиствующих заговорщиков не выдержали нервы. Ранним утром 29 июня полковник Супер — командир танкового полка, где большим влиянием пользовалась ПЛ, двинул танки к президентскому дворцу. К мятежникам присоединились боевики ПЛ. Первый из предсказанных МИР сценариев, казалось, начал осуществляться. Однако, путчисты встретили решительное сопротивление. Подавление мятежа возглавил генерал Пратс. Президент Альенде и уполномоченный КПЧ Мильяс с группой военных под командованием адъютанта президента А. Арайя прошли по охваченным перестрелкой улицам в «Ла Монеду». Мятеж, названный «танкасо» — «танковым путчем», не получил поддержки в армии и бесславно провалился. Правительство ввело чрезвычайное положение по всей стране и закрыло за призывы к перевороту семь радиостанций и две газеты. Руководители ПЛ укрылись в иностранных посольствах. При обыске был обнаружен текст декларации забастовщиков Эль Теньенте, подготовленный лидером ПЛ П. Родригесом. Их профбоссы, убедившись в провале путча, приняли предложения правительства.
Но еще раньше, едва узнав, что к Ла Монеде подходят танки, трудящиеся выполнили решение КУТ — заняли 30 тысяч предприятий по всей стране. Более ста остались под их контролем и после провала путча. «Это уже не была инициатива правительства. Это была политическая акция организаций трудящихся, которые его поддерживали»8. Государству снова пришлось брать под контроль предприятия, фактически уже отнятые у капиталистов пролетариями. Всего в его руках оказалось 173 крупных предприятия, что примерно соответствовало Основной программе, плюс ряд средних и мелких.
Индустриальные кордоны и коммунальные команды, родившиеся в октябре, снова были организованы по всему Сантьяго и другим рабочим центрам страны. Большим влиянием в них пользовались левое крыло СПЧ и МИР, выражавшие настроения самой радикальной части пролетариата. Теперь это были уже не временные организации, а независимая от правительства, хотя и не враждебная ему, основа новой власти, альтернативной буржуазному порядку; миристы сравнивали ее с Советами. Буржуазия, чувствуя смертельную опасность, через свои СМИ требовала их ликвидации как антиконституционных.
Рабочие выступления буквально смели с улиц Сантьяго фашиствующие банды. Вооруженные силы колебались и в итоге подчинились конституционалистам во главе с Пратсом. Пробил час, когда можно было нанести решительный удар контрреволюции. «Сотни офицеров проявили готовность поддержать конституционного президента. Представилась последняя, бесценная возможность — конечно, не лишенная риска — разгромить фашистскую сеть. Проявить инициативу, осуществить наступательную акцию исполнительной власти было вполне оправданно в моральном и юридическом плане»9. Была возможность консолидировать прогрессивную часть вооруженных сил, обеспечить лояльность наиболее важных военных частей, прямо обратиться за поддержкой к солдатам и младшим офицерам. Чрезвычайная ситуация позволяла принять меры к вооружению народа. Кое-где начали уже создаваться милиционные формирования трудящихся. Силой организованных масс и оружия можно было подчинить все органы государства революционному руководству. «Не то чтобы классовый враг, напуганный, примолкший, видя, как его лжегерои, главари фашистских банд, искали убежища в посольствах, не попытался бы оказать сопротивление; но ему пришлось бы выступать с оборонительных позиций, с несравненно меньшими шансами на победу, чем те, которые ему удалось обеспечить два с половиной месяца спустя»10. Фидель Кастро в телеграмме солидарности сравнил этот момент с Плайя Хирон.
Как же распорядилось им руководство революции? В разгар мятежа Альенде заявил о необходимости вооружения народа, но вечером того же дня на митинге у Ла Монеды снова призвал положиться на верность военных конституции, пообещал продолжить выполнение программы «в обстановке демократии и свободы» и заверил, что не распустит Конгресс, но при необходимости прибегнет к плебисциту. Все это страна слышала уже не раз, ясного же ответа на вопрос, что делать сегодня, в решающий момент, она опять не получила. Оппозиционные партии и правые генералы наперебой осуждали путч и заверяли президента в своей верности конституции, добиваясь одного — выиграть время. «Движение масс, переломившее созданную буржуазией ситуацию и ставшее центром политической жизни, было поставлено в положение наблюдателя. Потенциал, который оно несло в себе, не был использован и не получил практического воплощения, оказавшись лишь гарантом условий переговоров между политическими силами»11.
Президент и КПЧ продолжали подчеркивать, что именно верность правительства букве закона обеспечивает лояльность офицеров-конституционалистов, которые в состоянии подавить мятежи крайне правых. «Даже после «танкасо», когда стало очевидным, что судьба процесса зависит от начавшегося в казармах движения за свои требования, Альенде и КПЧ больше заботились о возобновлении диалога с ХДП, чем о подготовке к силовому решению… Только МИР и близкие к нему левые круги Народного единства уловили происходившую в ходе процесса перемену; МИР тогда усилило пропаганду и агитацию в вооруженных силах, пытаясь повернуть происходившее там движение за свои требования в пользу революционного лагеря, и выдвинуло (в противоположность требованию КПЧ «Предотвратить гражданскую войну!») лозунг «Предотвратить или выиграть гражданскую войну!» … То, что мы можем точно назвать парламентским кретинизмом Народного единства, не позволило даже самым радикальным его кругам выйти в своих действиях за рамки, очерченные КПЧ и альендистским течением. Хотя они и приняли большую часть предложенных МИР лозунгов и планов действия, но пытались осуществлять их изнутри Народного единства и начиная с правительства, что неизбежно сталкивалось с линией, проводившейся там КПЧ и Альенде»12. Это — мнение близкого к МИР автора. Но не было выполнено и минимальное требование КПЧ: очистить вооруженные силы от путчистов и тех, кто стоял за ними. Дело Супера и его ближайших подручных поручили военному трибуналу, который при полной ясности их вины тянул разбирательство… до следующего — успешного — путча.
В очередной раз пытаясь договориться с оппозицией, правительство начало возвращать хозяевам занятые рабочими предприятия и занятые батраками земли. В ответ коммунальные команды Сантьяго призвали все органы народной власти созвать общенациональный форум и заявить, что трудящиеся не отдадут предприятия и земли. Их поддержал лидер МИР М. Энрикес. Он предложил КУТ объявить общенациональную забастовку с требованиями наказания мятежников, экспроприации всех крупных предприятий и земельных владений, передачи общественных предприятий под управление трудящихся, а частных — под рабочий контроль, создания за счет прибылей капиталистов государственной системы распределения предметов первой необходимости для трудящихся и военнослужащих, уравнения военных в социальных и политических правах со всеми гражданами. Тем самым намечалось укрепить органы народной власти и союз с демократическими силами в армии. Но этого не произошло. Хуже того, раскол левых сил привел к обострению отношений между «индустриальными кордонами» и КУТ: социалисты и МАПУ вместе с МИР отстаивали самостоятельность кордонов, другие партии добивались их подчинения КУТ.
Народное единство не смогло использовать тактический успех, вырвать корни мятежа и разоружить врага. Левые мемуаристы расходятся в оценках того, кто конкретно несет за это главную ответственность, но согласны в одном: в тот момент был упущен уникальный шанс, возможно последний.
